Я не знаю, когда он спал. Мне кажется, один раз в неделю. Говорят, так с самой молодости. Когда спрашивали, как ты так можешь? Он отвечал: «Иначе я не успею сделать все то, что бы мне в жизни хотелось успеть». И сейчас в три часа ночи невольно жду звонка: «Лизочек, учишься? А я только что, кажется, шедевр написал. Послушай…». Слушаю с закрытыми глазами, не успеваю отреагировать, как надо было бы, когда внезапное окончание шедевра наваливается на меня всей бурей эмоций. Не дождавшись моего комментария, он вдруг говорит: «Ну как ты сегодня на уроке могла сказать, что адекватный перевод это сумма, когда это продукт трех адекватностей?!» — но при этом не чувствую упрека, чувствую лишь искреннее недоумение – как это можно так оговориться? И так по отношению ко всем его студентам: без принуждения, без зубрежки, но, по признанию многих выпускников, знаю, что именно его лекциями мы, московские переводчики-испанисты нового поколения, в первую и руководствуемся. Вздыхаю, все-таки через три с половиной часа вставать в институт. А он мне: «Не вздыхай, ребёнок, ты же знаешь, что я тебя люблю. Давай, работай. Береги себя, будь умницей»… Береги себя, будь умницей… Это были последние слова, которые я от него слышала. И до сих пор жду продолжения этого разговора…

Он жил в этом режиме всегда. Чтобы успеть. Поэтому правомерно мнение, что прожил он много жизней за свои 60 лет – на то он и мастер, на то и поэт. И все же, соглашусь с великим испанистом Генрихом Яковлевичем Туровером, посвятившим папе эти строки:

Творил добро, язык и красоту,
Знал мыслей сонм и чувства силу.
Душа рвалась на высоту,
Ему лишь жизни не хватило.

Неудержим поэзии поток,
И ураганом слов его же смыло.
Переводил, хотел дать всем урок,
Ему лишь жизни не хватило.

Однажды посадил ты дерево любви,
Оно дало плоды – детей и внуков милых.
Хотел им передать to be or not to be,
Тебе лишь жизни не хватило.

Да, Парки рвут ту жизни нить,
Ломают планы и крушат ветрила.
Ты часто говорил мне: Быть и быть, и быть.
Тебе лишь жизни не хватило.

Г.Я. Туровер

Жизнь оборвалась именно в тот момент, когда он, казалось, пришел к тому, чтобы теперь немного пожить иначе – наслаждаясь простыми семейными радостями, делясь покоренным им миром с нами, его семьей, начать, собственно, жить или начать новую жизнь, как угодно. Кризис наступил в тот день, когда мы должны были собраться у меня, а он – познакомиться со своим новорожденным внуком, моим сыном. Но увидеть Ромочку он не успел. У него сейчас четыре внука – сын и дочь моего старшего брата Филиппа, Сережа и Кристина, и мои сын и дочь, Роман и Маргарита. Конечно, они постоянно слышат от нас о своем необычном дедушке, застал которого только Сережа. Но сколько мог бы им дать и рассказать он сам! А главное – сколько радости могли бы подарить ему они…

Дочь, Елизавета Гончаренко