© “ГОЛОС”, М. — 1992 У вахтёра взгляд мгновенный:так, вполоборота.Жёлтый госпиталь военный, чёрные ворота.Лёд хрустит свинцовой кромкой…Вот он, пятый корпус.Я шагаю, под котомкойдлинным телом горбясь.Репродуктор… Чьё-то пеньельётся, душу горбя.До чего круты ступенив этом доме скорби!Дверь, как тяжкое надгробье.Здесь без проволочекмне ефрейтор в гардеробевыдаст номерочек.Кто-то ходит в белом платье.Музыка играет.У меня в седьмой палатепапа умирает.Богу больше не перечу:он и так всё видит.Постучусь, — и мне навстречуординатор выйдет.Мол, на нынешнем этапе…Под наркозом местным…Неизвестно мне, что папевсё уже известно.Мы сидим и врём друг другупро весну и дачу.Я гляжу в окно на вьюгуи едва не плачу.Ах, когда ж начало мая:через век? сейчас ли?Ухожу, не понимая,что пока что счастлив.* * * Воплотился – оплот или плаха?Плохо ль? Видишь ведь – не нарочит.Все мы дети подспудного страха:защитит, наречет, отлучит?Ночь скрежещет у горла ножамиперевертываемых страниц,гордых сорванными мятежамижуравлей, обращенных в синиц.Но не в этой руке! На ладони –три раскрестья недальних дорог…И на каждую по три погониснарядил усмехнувшийся рок.1* * *Любимая! Ну вот моя рука –корявый почерк дальних каледоний…Там столько линий, что навернякаты все прочтешь по дрогнувшей ладони.Так что же, все предрешено? Ладоньпохожа на костер пятиязыкий…Все понял древнекаменный огонь.Все помнят незапамятные блики,чье отраженье стынет на стенебетонно-блочной камерной квартиры…Ах, Аполлон, не подари во снемне канифоль для снящейся мне лиры…2* * *На поле боя – выморочный дух.Но и один, конечно, в поле воин.А если он к тому ж еще раздвоен,то этот воин явно стоит двух.Ну где ж ты, пастырь, ласковый пастух,столкнувший паству в эту бойню боен?Смотри же, как у воина разбоени взгляд, и слух… Не воин, а – петух!Скрипеть, ломая кости, колесу,дробя, раздваивая, половиня…Кому нужда большая, чтоб в лесунас линчевали лично… И во имячего?.. Гляжу в оскаленные лица,а в каждом тлен двоится и троится…3НА СМЕРТЬ ФЕЛИКСАЗима. А косный космос – о своем.Все собирает кости в горло дани.Хороним хором. Хоть бы уж вдвоемвступить под сень его холодной длани.Не соскользнет с ресниц и злобы дняслеза… Где Бог, а где лишь почерк Беса?Куда впадает белая лыжняза кружевом серебряного леса?4* * *Тот малый зал, величиною в чудо,и взлет души, готовой рухнуть ниц,когда нефритно-животворный Буддалучом из-под опущенных ресницпронзит насквозь и целиком заполнит,оценит и постигнет, и простит…Как знать, быть может, тоже нас запомнитживой, всепонимающий нефрит…5* * *“Там чудеса, там леший…”А. Пушкин“Хребтом прекрасная сидит,огнем воздушных глаз трепещет…”В. ХлебниковТам раскаленные поленьяструятся волнамиогняи разведенныеколениколеблются,но ждут меня…Там в лепестках,влекомых тайной,влажнеет розовыйрассвет,и в зеркалеструной хрустальнойтрепещет пальмовыйхребет…6* * *На холмах италийских – полумгла.Но не шумят грузинские стремнины.И новолунья белая зола –твоей печалью мне на именины.Гран Сассо спит. И сонная сосна,забыв Скорцени вместе с Муссолини,глядится вниз и грезит, что веснавновь разлилась оливами в долине.Твердь камня, трепет желтого листаи медь замедленного листопада…И что ни вздох – такая высота,что выше ничего уже не надо.7* * *Потрескивай, свеча,на этом чайном блюдце,и пусть на луч плечатвои лучи прольются.На крылья белых плеч,на свет всего, что ниже…На нитку смысла речьсама себя нанижет.Дано ли, не дано –сомненья бесполезны,раз проступило днотакой счастливой бездны!8* * *Обниму твой стан. Усну устамив странной вьюге с мыслью о враге.Так листвой и лучшими листамидогорает пламя в очаге.Осени огонь ли краснолистныйили свет сжигаемых страниц?Или красным светом укоризнытлеют печи вымерших станиц?Ангел мой, мы оба были правы.Я усну, приникнувши к лучу.Все равно, где левый и где правыйв этой битве я не различу.9* * *Опять мне снится сон:серебряная заводьи лунный луч… Затон,где вправду м о ж н о плавать…Течет в стога стезя,но мудрым оком кондормне говорит: нельзяи пальцем тронуть контур,что вырезала теньвозлюбленного телана дне судьбы. Наденьна день одежды дела… |