«РЕЧЬ» ОТ СЛОВА «РЕКА»

© С. Ф.   Гончаренко, М. — 1994

* * *

Все вылеплено как из воска:

холмы, хребты, туман летучий…

В Железноводск из Пятигорска

вползает грозовая туча.

Все тоньше, чем клинок у сабли…

С тенгинским теньканием льдинок,

созревши, замирают капли,

не прозревая поединок.

Все так замедлено на грани

меж пропастью и гордой кручей,

что так и кажется: не грянет

тот пистолет в тебя, поручик…

* * *

Вечерний взлет горы Железной

и скал налитые сосцы,

и луч свободы бесполезной,

которой не свести концы

с концами меж луной и синью

и тучею пороховой…

И все ж не взять  т о г о  трясине,

что в сердце и – над головой…

* * *

Мелькала миндалем и черепицей,

сочилась мокрой свежестью травы –

не Франция ль? И надо же случиться,

чтоб в этом позднем поезде – и Вы!

В смеркающемся и пустом вагоне,

не разделенном на кубы купе,

где нет не то что топота погони,

но даже офицера КГБ…

И все же мы не повели, конечно,

и бровью… Лишь по вспышке Ваших глаз

я прочитал, сколь грустно и кромешно

галактике, оставшейся без нас…

* * *

Ах, страсбургские страсти по Морфею!

Добраться до кровати и упасть…

Эльзас – средь фей и эльфов суховею

над илом Илля властвовать ли всласть?

Но все ж – не Вы ли тенью просквозили

по лестнице ли, сквозь ли жалюзи

гостиницы? Не Вы ли? или в Илле

все сто дорог – залог одной стези?

* * *

Все та же сине-мутная Аара,

как ровно 33 весны тому назад.

Апрель. И абрикосы от пожара

ветвей то ли горят, то ли грозят…

Кому? За что? Ах, никому не ведом

секрет столь несердитого огня.

Ты тоже не сердись. И этим летом,

быть может, наконец, поймешь меня…

* * *

Гермерсхайм. Захлопнут том.

Тон спокоен и надвечен.

Ах, беда совсем не в том,

что все клювы метят в печень –

стрелы, выстрелы, орлы –

и причем как бы подпольно…

Горе в том, что от стрелы

льется кровь, а мне – не больно.

* * *

Все: вселенная смехом сквозь слезы

вплоть до прозы… Поющая плоть

воплотилась в те самые плесы,

что стремнине не перемолоть.

Среди струй этих строчек последних,

словно в фарах, мерцает форель

и грядет незачатый наследник

на февраль, и на март, и апрель…

Из японской тетради

1

Рыба, рыба, рыба, рыба, рыба,

и – тысячелетний кипарис.

Вот бы нам осиновой коры бы,

или нашим предкам – ваш бы рис…

Не хочу японского я рая.

Казаки кой-где еще крепки.

Не ходите, право, самураи,

вы через границу у реки.

4

Что не случилось и то, что сбылось

каплей чернил при паренье пера,

трепетной, как замирающий лось,

все это значит, что нынче – пора.

Яхта уходит. В ее парусах –

ветер грядущего. Грива и гром.

Молния, конь и уста на устах.

И угасающий аэродром.

5

Мы с тобой не ведали и трети

из того, что завтра предстоит.

В золоченой солнечной карете

и – на остров под названьем Крит?

Боже мой, а ведь у Минотавра

сердце даже меньше кулака.

И не зеленей живого лавра

листья у лаврового венка.

* * *

Деревья… Дождь средь отсыревших рощ…

Среда – сродни свербящим средостеньям.

Все наши слезы смоет этот дождь,

что льет на благо мыслящим растеньям.

И я расту. И вырасту, когда

твоя звезда пронзит мое предсердье

лучом дождя… И смоет навсегда

твои сомненья и мое усердье.